Я, кажется, уже сравнивала себя с Муми-папой?
Вот эпизод из жизни этого уважаемого во всех смыслах персонажа:
"Однажды, когда Муми-тролль был совсем маленький, его папа в разгар лета, в самую жару, умудрился простудиться. Пить горячее молоко с луковым соком и сахаром он не захотел. Даже в постель не лег, а сидя
в саду на качелях, без конца сморкался и говорил, что это от ужасных сигар. По всей лужайке были разбросаны его сопливые носовые платки. Муми-мама собирала их в маленькую корзиночку."
После этого Муми-мама надоумила его написать мемуары, чтобы он совсем уж не впадал в меланхолию. Муми-папа поворчал-поворчал, а потом решил, что это неплохая идея.
Короче, в самую жару июльского лета я тоже умудрилась капитально простудиться. Молоко с луковым соком я тоже пить не стала и, сидя за монитором, взялась за продолжение мемуаров, попутно раскидывая по комнате сопливые салфетки Зева.
Итак, продолжение путешествия на север, в горы Хибины.
II.
Небольшие пояснения ко второй части – без них, боюсь, будет просто трудно понять, «к чему все эти строки»Небольшие пояснения ко второй части – без них, боюсь, будет просто трудно понять, «к чему все эти строки»:
- нефелины, апатиты – сырье для производства фосфорных удобрений;
- бокситы – сырье для производства алюминия, также обогащается нефелинами;
- Балтийский щит – выступ докембрийского геологического фундамента, т. е. древнейших толщ земной коры, сформировавшихся в доисторическое время. Щиты выходят на поверхность очень редко и обычно буквально напичканы полезными ископаемыми;
- Государственная геодезическая сеть - система закрепленных на местности пунктов, положение которых определено в единой системе координат и высот. У нас стояла задача произвести сгущение этой сети, то есть, русским языком выражаясь, увеличить количество опорных пунктов и более подробно описать рельеф;
- каменные реки, или курумы - скопления крупных каменных обломков, медленно движущихся вдоль ложбин горных склонов, главным образом под действием силы тяжести;
- снежники – скопления снега, сохраняющиеся дольше основного снежного покрова. Образуются в местах, защищенных от солнца, на теневых склонах или в ложбинах. Если снежник образован лавиной, то может сохраняться и на солнечных участках, т. к. большая масса снега просто не успевает растаять за лето.Только ветер застынет в паутине дорог,
Оставляя мечты, выходя за порог.
На любом перекрестке выхода нет,
И камни молчат, скрывая ответ.
"Сильфы"
Это то, что в обычной жизни по-английски называют introduction – официальное представление, первое знакомство и т. д. А по-русски – первая часть известной пословицы «по одежке встречают». Так вот, эта часть - встреча исключительно «по одежке», когда судишь по первому впечатлению, в которое не включены ни логика, ни неспешные прикидывания и так и эдак, ни долгая работа памяти или душевных сил. И суть не в том, верное оно или нет. Это – просто первое внешнее проявление, реакция органов чувств на новое и ярко нахлынувшее окружающее.
читать дальшеХибины – небольшие горы в центре Кольского полуострова. Старые, пологие, не гордые и не величественные. Седые и скупые даже на мимолетную северную улыбку. Но этими неприметными на карте горами древний Балтийский щит вскрыл свою многомиллионную геологическую историю, и ученые нашли апатиты, нефелины, бокситы и прочие ископаемые радости, а романтики нашли хрупкую красоту и тайну в молчании плавно изогнутых вершин. Что видели они – и медно-красные вулканические штормы на заре Земли, и уныние и безнадежность четырех оледенений, и их непреходящая сущность – в эфемерном дрожании стебелька полярного мака, коротким летом раскрывающего в их заскорузлой ладони свой крошечный цветок.
Или можно сказать проще. Район Хибин - сугубо промышленный, а зимой еще и наводненный туристами–любителями горнолыжного спорта. Причем промышленность – добывающая, а значит грязная и шумная, а для туристов проложены трассы и установлены подъемники на фоне спешащих вагонеток с фосфорным сырьем. Воистину, район контрастов и крайностей.
Мы поселились в городе Кировске, правда, не в основной его части, а в местечке, называемом Юкспоррйок, или 23-й километр. Это сейчас я пишу (и даже выговариваю) все эти названия легко и с завуалированным пафосом, как обычно выговаривают сложный термин вроде «геосинклиналь» или «автохтонный». А тогда запомнить сочетание двух частей из саамского наречия (а именно оно дало имена большинству географических объектов Хибин) мне казалось делом почетным и трудновыполнимым.
Итак, что такое Юкспоррйок? То ли микрорайон с труднопроизносимым названием, то ли отколовшийся и откатившийся в сторону кусок города, но на самом деле ни то и ни другое. От одноименной автобусной остановки мы идем по грунтовой гранитной дороге среди остовов некогда кипевшей жизни. В советское время, в эру тяжелой промышленности и жадной добычи всего, чем богаты земные недра, этот край порос всевозможными зданиями, коммуникациями, забетонированными площадками, врезавшимися в хрупкое тело тундры. Но она, медлительная и ранимая, оказалась долговечней человеческих трудов.
По обе стороны дороги – полуразвалившиеся, подточенные и расколотые морозами каркасы каменных зданий, от некоторых остается только периметр фундамента, заваленный арматурой и искрошенными обломками стен, какие-то трубы, по которым, кажется, еще бежит ледниковая вода. И все это - безобразно обнаженное, не прикрытое молодой древесной порослью или густой травой, как обычно случается с развалинами в более южных районах. Травы здесь неприметны и низки, а деревья рождаются и растут, всю жизнь сражаясь за клочок почвы среди сплошного камня и луч холодного солнца в просвете между тугими облаками, и им некогда прикрывать раны, нанесенные человеком этой земле.
Здесь есть пара улиц с названиями, монастырь, бензозаправка возле остановки, автомобильная учебная площадка, аккуратно растрескавшаяся на равные прямоугольники. И база географического факультета МГУ.
Но вот заходим на территорию базы и словно снова попадаем в отблески родной альма-матер с ее деятельной, полной оптимизма и бодрого взгляда на любую действительность атмосферой. В конце концов, мы еще абитуриентами подписались на эту и многую другую географическую реальность – любую, которую подкинет нам необходимость исследования. Мир географа ужасно велик, иногда ты просто не можешь вместить его величины и сама себе кажешься точкой на карте – элементарной частицей, свободно перемещающейся в многообразии планеты и тщетно пытающейся это многообразие постичь.
Преподавательский корпус. На заднем плане виден монастырь.
На пороге студенческого общежития встречаем метеорологов – они здесь уже месяц и выглядят настоящими аборигенами. С лету начинают чем-то возмущаться и высказывать надежды, что с приездом нашей буржуазной кафедры кормить станут получше. Жалуются на комаров, травят какие-то местные городские байки и попутно заглядывают в наши рюкзаки – новоприбывшие наверняка привезли с собой что-то вкусное или спиртное.
В комнатах устраиваем небольшой дележ кроватей, но в целом все проходит довольно мирно. Глядя, как девочки аккуратно застилают постели и расставляют имущество, чувствую себя классическим домашним лентяем, привыкшим позволять вещам лежать там, где им хочется, и чувствовать себя комфортно в том бедламе, который деликатно принято называть творческим порядком. Выгребаю часть рюкзачного багажа и раскладываю его не столько из стремления к порядку, сколько из меркантильного намерения отвоевать законное место в шкафу и на тумбочке, и ухожу на скамеечку во двор думать о ничтожности материальной возни перед величием космической гармонии.
Один человек, побывавший в Юкспоррйоке зимой, сравнил базу с родовой дворянской усадьбой, в которой постоянно обитают только двое: директор базы и его супруга – главный инженер. Наверное, живя такой жизнью, постоянно открываешь для себя какой-то новый ее смысл: здесь постоянно новые и разные люди – летом студенты, зимой туристы-горнолыжники, ученые и заказчики научных исследований в любое время года, они приезжают и уезжают, неизгладимо оставляя после себя что-то свое, какую-то частичку жизненных ценностей. И очень хочется спросить их, негласных хозяев базы, каково это – так жить? О чем они думают в долгие полярные ночи, располосованные мистической завесой полярного сияния? Радуются ли, когда снежные сугробы в мае, наконец, оседают, предвещая скорую весну? Посмеиваются ли добродушно про себя, когда в каждое новое лето новые порции студентов сбрасывают во дворе надоевшие рюкзаки, кисло оглядывают пасмурные облака, овладевшие макушкой горы, и угрюмо кутаются на пронизывающем ветру?
Преподавательский корпус, уютный, просторный, деревянный, живо напоминающий о провинциальных дворянских особняках, длинное здание студенческого общежития с парадным и черным входами, похожее на флигель, гараж, похожий на конюшню, в котором живут всего два коня – Газель и ГАЗ-66, наш будущий постоянный «экипаж». Широкий двор и купол церкви над высоким забором. И впрямь дворянское поместье у подножья горы Юкспорр.
А чуть выше змеится железная дорога, отвоевавшая у горы узкий гранитный уступ, и по ней грохочет нескончаемый груженный апатитами товарный состав. Еще выше – черные кривые скелеты подъемников, странно и чуждо смотрящиеся на талом снегу потемневших склонов. Здесь все перемешано, странные названия, и что мы вообще будем делать с этими горами, какой геодезической сетью можно опутать эти масштабы, это равнодушное молчание, какими цифрами описать?
Из летнего вагончика, где поселились ребята, выходит Гоша. Неунывающий, как и всегда. Наверное, с этим нужно родиться – с немудреным, естественным, почти первобытным умением походя воспринимать любую реальность сквозь призму простых материальных ценностей: здесь есть свет, вода, еда и теплая постель. Так что тебя тревожит?
Разумеется, ему я ничего объяснять не собираюсь, но повод для ворчания находится и у него. В XXI веке к минимальному набору материальных ценностей добавилась еще и мобильная связь, но наш оператор, такой популярный и востребованный в Москве, здесь обнаруживает свою полную несостоятельность. Поэтому теперь я разговариваю по телефону, сидя на высоком заборном столбе на радость всей базе. Народ веселится, потом привыкает, потому что разговариваю я много – не выходить же каждый раз из дома только чтобы поглазеть на то, как я деловито набираю номер или строчу смс, балансируя на фоне неба.
Гоша решает проблему проще – закидывает телефон на дно рюкзака.
Вечером идем на ознакомительную прогулку в Кировск. Горно-обогатительный комбинат, полуразрушенные здания, некогда основательные и красивые, интернет-кафе без интернета, фонтан на фоне красных фасадов ОАО «Апатит» с формулами химических веществ на стенах. Местный промышленный гигант и главный заказчик наших научных исследований. А меня снова берет тоска по душному мареву июльской Москвы, по горячему солнцу, милым, стройным и статным березам, не хилым деревцам по склонам, которые состарились, не видя света, настоящего, в низкой суете. Седые горы, незаметно окольцевавшие город, со снежниками, чуть запыленными апатитовой крошкой, с каменными реками, карьерами, издалека похожими на раны – нечто искаженное и неестественное. Я люблю горы, я так обрадовалась при виде их, - быть может, рано?
До странности весело идти обратно по пыльной дороге, обнимая столбы ржавых дорожных знаков и пытаясь перекричать грохочущие вдоль дороги вагонетки. У меня чувство, что они повсюду – видеть деловитый груженный коричневый состав здесь почти так же естественно, как дышать его пылью. Нужно быть слишком большим философом, чтобы каждый день видеть только это и не впасть в отчаяние.
Нет, из меня не выйдет путного географа, воспринимающего любые условия обитания, любую новую географическую картину как очередное цветное пятно на карте и подтверждение своей камеральной теории. Мне никогда не стать философом или хотя бы просто пофигистом. Мне гораздо проще научиться любить, однажды увидев то, что скрыто за резким и хмурым фасадом этой реальности.
Укладываясь спать, с неудовольствием осознаю, что, насколько романтична бывает белая ночь в более низких широтах, настолько же неромантичен и просто возмутителен полярный день. Солнце, зацепившееся за шершавый горный отрог, нагло светит в окошко, и я, как Мартовский заяц из «Алисы», с недоверием смотрю на обезумевшие часы, показывающие два часа ночи. Это противоестественно! Вспоминаю первокурсные задачки на определение продолжительности полярного дня и чувствую, как стройная, прилежно вызубренная географическая модель мира катится к лешему от невозможности принять ее в действии. Солнце не зайдет еще две недели!Немного карт (ну, так, чтобы не быть голословной )Немного карт (ну, так, чтобы не быть голословной ) (заранее извиняюсь за качество фото)
города Кировск, Апатиты и близлежащие земли
Кировск
Юкспоррйок
Ну, а это общее расположение Хибин на карте России: